Как узнать состояние больного в реанимации

Это право будет впервые закреплено в законе


Фото: Агентство Москва

Медицинским организациям придётся создать условия для того, чтобы родственники тяжелобольных пациентов могли навещать своих близких в реанимации и палатах интенсивной терапии, решили депутаты, приняв 21 мая соответствующий закон.

Без бюрократических проволочек

«Закон был разработан нашими коллегами — депутатами Госдумы во исполнение поручения Президента РФ Владимира Путина, и его очень ждут сотни тысяч наших граждан», — подчеркнул председатель Госдумы Вячеслав Володин.

По словам спикера, «закон, после его вступления в силу, должен заработать без бюрократических проволочек». «Это очень серьёзный шаг вперёд, общество просит, чтобы мы принимали такие решения как можно быстрее», — сказал он.

Для медицинского сообщества и пациентских организаций тема «родственников в реанимации» — не новая и довольно болезненная. Ещё в апреле 2016 года актёр Константин Хабенский, основавший благотворительный фонд помощи детям с тяжёлыми заболеваниями мозга, во время «Прямой линии» с президентом попросил Владимира Путина помочь с изменениями в работе палат интенсивной терапии. «Мне кажется, что все люди имеют право на человеческую помощь, попав в реанимацию, не только дети, но и взрослые», — отметил актёр.

После разговора глава государства поручил Минздраву «организовать возможность посещений родственниками пациентов в реанимации». «До сих пор решение вопроса — разрешать посещение больных в реанимации или нет — было отдано на откуп главным врачам. Этот закон изменит ситуацию: впервые у родственников и законных представителей появится право навещать родных в реанимации и отделениях интенсивной терапии, и это право будет закреплено в законе», — пояснил один из авторов законопроекта, член Комитета Госдумы по охране здоровья Николай Герасименко.

Согласно документу, определять порядок допуска родственников пациентов в реанимацию будет Минздрав — с учётом состояния больного, соблюдения противоэпидемического режима и интересов тех, кто работает или находится в больнице. «Этот закон даст возможность родным, близким быть вместе со своими родственниками в самые тяжёлые минуты их жизни», — уверен председатель Комитета Госдумы по охране здоровья Дмитрий Морозов.

По его словам, принятый закон, по сути, определяет три позиции. «Государство признаёт существующую проблему и необходимость её регулирования. Медицинскому сообществу, руководителям здравоохранения, надо помнить о необходимости и обязанности регламентировать этот вопрос, исходя из особенностей учреждения, а также из желания пациентов и их родственников. Граждане должны знать, что этот раздел охраны здоровья «не пущен на самотёк», но существуют чёткие правила взаимодействия, которых надо придерживаться», — сказал депутат.

Все фракции — «за»

Инициативу поддержали представители всех думских фракций. «Представьте себе состояние близких, чей родственник находится в реанимации, они понимают, что, возможно, это его последние дни или даже часы, а у них даже нет возможности с ним проститься», — предложил первый заместитель председателя Комитета Госдумы по охране здоровья Федот Тумусов («Справедливая Россия»). С другой стороны, общение пациента с близкими людьми помогает лечебному процессу, считает депутат.

«Фракция КПРФ приветствует, что первый шаг сделан, закреплена обязанность пускать родственников в реанимацию, — заявил депутат Алексей Куринный. — Второй шаг, который, на наш взгляд, должен быть предпринят Минздравом — это пересмотр порядков организации подобной помощи: в некоторых реанимациях, в том числе детских, до сих пор нет условий для пребывания там родителей».

По словам первого зампреда Комитета Госдумы по охране здоровья Сергея Натарова (ЛДПР), такая услуга уже оказывается практически во всех странах.

Документ 21 мая уже поддержал Комитет Совета Федерации по социальной политике. На пленарном заседании палаты регионов закон планируют одобрить 22 мая. «Это очень важная инициатива, которая будет способствовать улучшению условий оказания медпомощи», — уверена член Комитета Совета Федерации по социальной политике Татьяна Кусайко.

По словам сенатора, подобная практика была опробована в ряде регионов в рамках проекта «Открытая реанимация». «Опыт показал, что распространить эти правила на другие субъекты необходимо», — подчеркнула она.

Как узнать о состоянии больного в реанимации

В каждой больнице есть общий справочный телефон и телефон отделения, по которому врач в определенные часы общается с родственниками пациента.

Надо запастись терпением, так как лечащий врач не всегда может общаться по телефону. В реанимации строгие санитарные требования и иногда даже взять в руки телефон не представляется возможность. Кроме того, именно в момент звонка врач может реанимировать кого-то из пациентов.

Иногда врачи реанимации назначают часы для личного приема родственников больных. Решение о лечении медик принимает самостоятельно, ни супруг, ни дети, ни друзья пациента не являются его медицинскими представителями, если не была составлена специальная доверенность (но и ее юридическая сила в некоторых вопросах может вызывать сомнения у персонала). Так при жизнеугрожающих состояниях помощь больному будет оказана, независимо от желания его родных.

Как принимается решение о возможности посещения пациента?

Основной принцип – решение о посещении пациента принимается с учетом состояния пациента, соблюдения противоэпидемического режима и интересов иных лиц, работающих и (или) находящихся в медицинской организации, с согласия пациента (его законного представителя).

Право посещать пациента предоставлено родственникам и иным членам семьи или законным представителям пациента. Посещение пациента иными гражданами (например, друзьями, коллегами или представителями органов власти) допускается только с его согласия.

В ряде случаев вместо или помимо согласия пациента требуется разрешение завотделением, дежурного врача или ответственного за посещения:

  • если состояние пациента не позволяет выразить согласие на посещение и (или) отсутствуют законные представители;
  • для посещения пациента, находящегося в тяжелом состоянии, в палате, в том числе предназначенной для проведения интенсивной терапии и реанимационных мероприятий.

Когда в онкологии требуется реанимация

Реанимация в онкологии предполагает, если не возвращение больного раком к абсолютно нормальной жизни, то поддержание жизненных функций в стабильном состоянии.

В каких случаях пациента доставляют в реанимационное отделение? Отличий в работе онкологического реанимационного отделения от обычных существует. Кроме типичных случаев сердечно-легочной реанимации после остановки сердца или фатальных нарушений ритма, что тоже случается при злокачественном процессе, онкобольной поступает в реанимационное отделение:

  • После обширных комбинированных операций при распространённых злокачественных процессах, когда единым блоком удаляется раковая опухоль и прилежащие к ней органы и ткани.
  • После торакальных вмешательств, когда изменение анатомического соотношения в грудной полости после удаления части или всего легкого с лимфоузлами или опухолевого конгломерата средостения впрямую сказывается на работе сердца.
  • После удаления части или всего желудка по поводу рака, потому что злокачественный процесс вызывает катастрофическое нарушение метаболизма, что в конце прошлого столетия приводило к смерти каждого четвертого оперированного, вмешательство в брюшной полости может привести к раздражению блуждающего нерва, отчасти определяющего сердечный ритм.
  • При всех вмешательствах на головном мозге из-за опасности отека и сдавления продолговатого мозга, где располагаются центры регуляции сердечно-сосудистой и дыхательной систем.
  • При тяжелейших осложнениях химиотерапии 4 степени, например, при критической тромбопении с опасностью спонтанных кровотечений, некротическом энтерите и так далее.
  • При постхимиотерапевтических осложнениях 3 степени у пациентов с тяжелыми сопутствующими заболеваниями, когда возможна их декомпенсация.
  • При использовании некоторых иммунологических противоопухолевых препаратов, вызывающих тяжелые аллергические реакции, и при высокодозной химиотерапии.
  • Для наблюдения за состоянием пациента после некоторых «нестандартных» методов введения химиопрепаратов.
  • При декомпенсации сопутствующих заболеваний, к примеру, гипогликемической или гипергликемической коме при сахарном диабете, фибрилляции желудочков и так далее.
  • При нарушениях дыхания в результате обширного метастазирования в легкие для проведения принудительной — аппаратной вентиляции.
  • После кровотечения в любом органе на фоне распада злокачественной опухоли.

Невозможно перечислить все клинические ситуации, когда функционирование органов и систем становится настолько недостаточным для поддержания жизни, что требуется экстренное и активное вмешательство профессионалов.

«Иногда пациенты не понимают, почему их госпитализируют»

Были и такие пациенты, которые говорили, что их нужно выписать, что они не больны и с ними всё хорошо. К примеру, говорили, что намерены жить ровно столько, сколько бог им отмерил.

Пациентов с гипоксией, как правило, нет в отделениях, мы этого не допускаем. Таких обычно привозят. Они, простите, синего цвета. В тканях катастрофически не хватает кислорода. Они не могут не то чтобы шевелиться, а даже говорить. На эмоции, мысли, сознание – на всё это, в прямом смысле, не хватает воздуха.

Чаще всего поступают пациенты в гораздо лучшем состоянии. Иногда они не понимают, почему их госпитализируют. В таких случаях хорошо работает визуализация. Мы делаем компьютерную томографию, показываем пациенту состояние его лёгких, чтобы он осознал реальность угрозы своей жизни. После этого, как правило, вопросы отпадают.

Почему пациенты не доверяют? Эта ситуация не сложилась в один момент. Это всё копилось и росло как снежный ком. Вспомните 90-е годы, когда ничего не было, а невозможно ведь определить диагноз и оценить риски, когда под рукой только фонендоскоп и молоток. Сейчас ситуация улучшается. Есть довольно большое количество людей, которые с уважением относятся к нашему труду. Как правило, это те, кого врачи спасли, они благодарны. Нам этого достаточно.

«Только 30% из находящихся в реанимации подключают к ИВЛ»

Тимур Капышев, анестезиолог-реаниматолог, директор центра передовых знаний Национального научного кардиохирургического центра, член экспертной группы по оказанию интенсивной терапии пациентам с коронавирусной инфекцией в Казахстане

Тимур Капышев / Фото Герарда Ставрианиди

Когда началась вспышка Covid-19, по приказу министра здравоохранения Елжана Биртанова создали экспертную группу для лечения пациентов в отделениях реанимации. Создали группу помощи медикам по всей стране для ведения тяжёлых пациентов с коронавирусом.

В экспертную группу вошли: инфекционисты, пульмонологи, бойцы невидимого фронта – специалисты сестринского дела, фармакологи, специалисты по заместительной почечной терапии, анестезиологи, реаниматологи. Это большая командная работа. Ведь вирус может поразить не только лёгкие, но и печень, почечную, сердечно-сосудистую, нервную системы.

Экспертная группа проводит собрания, на которых консультирует региональных медиков / Фото Герарда Ставрианиди

Мы консультируем врачей. Наша совместная работа, например, помогает во многих случаях избежать необходимости переводить пациентов на ИВЛ или ЭКМО. Избежать ИВЛ помогает виброакустический массаж. За рубежом такой аппаратуры нет, её разработчиком является казахстанская компания. Мы давно применяем этот аппарат для тяжёлых пациентов. По нашей статистике, из 100% находящихся в реанимации пациентов только 30% подключают к ИВЛ.

Не менее сложная процедура ЭКМО, её применяют, когда ИВЛ не помогает больному. Для перекачивания крови (искусственного кровообращения) применяются машины. При этом соединение трубок аппарата с организмом человека происходит путём их введения в крупные артерии и вены или непосредственно в камеры сердца. Основное преимущество ЭКМО – способность поддерживать доставку кислорода.

За всё время работы было проведено четыре имплантации ЭКМО пациентам с коронавирусом. Два пациента, несмотря на проводимые усилия большой команды, скончались. Два других пациента отключены от ЭКМО. Один из них уже выписан из больницы, другой находится на реабилитационной терапии.

На этих экранах – информация о скорой помощи и санавиации по всем регионам, показывает глава центра Биржан Оспанов / Фото Герарда Ставрианиди

Раньше координационный центр экстренной медицины транспортировал самых тяжёлых больных в столицу. Сейчас больных почти не транспортируют в столицу, потому что регионы уже приобрели самостоятельный опыт в лечении таких больных. Но экспертная группа продолжает проводить консультативную помощь по заявкам конкретных специалистов в регионах.

Что делать, если вас не пустили в реанимацию?

Если больной не против визитов, не находится в тяжелом состоянии и к нему хотят прийти его домочадцы, то формально доктор должен одобрить встречу. На практике вам могут отказать: в стационаре карантин (в связи с ковидом или другим заболеванием), проводятся медицинские мероприятия, процедуры или же у посещающего нет при себе документов для подтверждения родства.

В таком случае нет смысла отстаивать свои права потребителя так же, как в супермаркете – претензиями, жалобами, криками или, что еще хуже, скандалом. Зачастую врачи не пускают к близким как раз потому, что видят: члены семьи не отвечают за себя в эмоциях или считают лечение неправильным, а значит, могут сильно навредить больному.

Что делать, если вас не пустили в реанимацию

Ваши действия:

  • вежливо уточните, с чем связан запрет на посещение больного;
  • попробуйте переубедить врача, что не собираетесь рыдать и хотите помочь;
  • если врач стоит на своем, а объективного обоснования запрета нет, идите к заведующему, а после – к главврачу;
  • только получив окончательный письменный ответ с отказом, можете писать жалобу в департамент здравоохранения, прокуратуру или страховую организацию. Обычно ситуация разрешается еще на уровне заведующего.

«Нам сложно докричаться до пациента сквозь противочумные костюмы»

Тимур Лесбеков, заведующий отделением кардиохирургии Национального научного кардиохирургического центра. Во время вспышки Covid-19 возглавлял отделение интенсивной терапии, куда привозили самых тяжёлых пациентов со всей страны

Тимур Лесбеков / Фото Герарда Ставрианиди

Сложно описать, что чувствует человек с Covid-19, когда возвращается в сознание. Пациент, очнувшись в обычной реанимации, видит лицо врача. В той реанимации, в которой мы работали, человек просыпается, а перед ним стоит некто в амуниции. Нам сложно докричаться до пациента сквозь противочумные костюмы и объяснить, что мы медики, что его не захватили инопланетяне. Некоторые пугаются. Выходя из долгой комы, люди испытывают колоссальный стресс, хотя бы потому, что не могут понять, что происходит.

Разговаривать в реанимации пациенты не могут, потому что у них трубка либо во рту, либо в горле. В обоих случаях голосовые связки не могут вибрировать так, чтобы генерировать звуки. Пациентам физически сложно даже глаза открыть.

Если им что-то нужно, показывали жестами. Мы распечатали крупный алфавит, чтобы они могли показывать на буквы. Несколько недель находясь в таком состоянии, многие теряют навык письма, у них не получается чётких символов.

Первое, о чём просят, очнувшись, – это пить. Даже боль не так доминирует, как жажда. Долго находящаяся во рту трубка высушивает всю слизистую оболочку. Чтобы это нивелировать, губы смазываются витамином Е или гигиеническими помадами, полость рта промывается, зубы чистятся.

Просьбы разные: кто-то просит есть, другой – поговорить с ним, потому что нет ни смартфона, ни телевизора, никакого общения, а люди в этом нуждаются.

Одному больному аппарат искусственной почки казался монстром, он всё время пытался от него отстраниться, пнуть. Возможно, это были галлюцинации.

Один из выздоровевших пациентов, когда пришёл в себя, не мог трезво оценить ситуацию. Когда его сознание более или менее прояснилось, у него появились слёзы от осознания того, в какую перипетию он попал. Ведь бороться приходится долго. Человек, проведший месяц в лекарственной коме, потом ещё месяц пытается оправиться от неё. Это даётся очень сложно и истощает морально.

«Это большая материнская боль»

Летом общественным организациям удалось убедить федеральные власти обеспечить доступ родителей или официальных представителей к паллиативным детям, которые находятся в реанимации, при наличии у взрослых отрицательного теста на COVID-19. 3 июля на внеочередном заседании совета при правительстве по вопросам попечительства в социальной сфере вице-премьер Татьяна Голикова дала соответствующее поручение (это прописано в подпункте «б» пункта 7 протокола № 4). Однако в некоторых региональных больницах это решение не исполняется, поделилась с «Известиями» куратор ВОРДИ по направлению паллиативной помощи Светлана Черенкова.

— Чтобы решить проблему, семьи могут обратиться в Следственный комитет. Однако они рискуют на местах получить серьезное противодействие со стороны Минздрава. К сожалению, у нас есть примеры, когда на родителей начинают «копать» и со стороны органов опеки. То есть у людей от этого может появиться еще больше проблем, — сказала она, отметив, что все тяжелобольные дети находятся под постоянной угрозой смерти, поэтому родители ждут любой возможности встретиться.

Организация планирует направить обращение Татьяне Голиковой и в Минздрав России с просьбой обратить внимание на невыполнение поручений в регионах. Резоны доступа

Резоны доступа

Фото: ИЗВЕСТИЯ/Кристина Кормилицына

Проблемы с допуском ВОРДИ обнаружила в Оренбургской и Астраханской областях, Ханты-Мансийском автономном округе, Забайкальском и Красноярском краях, а также в Республике Коми.

Без поддержки близких паллиативным детям очень сложно жить, даже если им оказывается надлежащий медицинский уход, рассказала «Известиям» жительница Нижневартовска. Амалия не может встретиться с ребенком, находящимся в паллиативной палате реанимационного отделения.

— Шесть лет ходили каждый день. Я и купала, и кормила. Однако после начала карантина нам запретили ходить. Потом с августа нас запустили, но с одним условием — мы должны были сдавать каждую неделю тест на коронавирус. Это очень недешевая процедура, но мы были готовы на это, главное — увидеть ребенка. Только если он отрицательный, мы можем навещать. Однако с 14 октября снова объявили карантин. Дети там лежат, а мы можем передать только продукты питания и необходимые вещи, — рассказала женщина.

Наличие проблемы «Известиям» подтвердила еще одна жительница Нижневартовска Снежана, у которой ребенок постоянно находится на аппарате ИВЛ в той же больнице.

Резоны доступа

Фото: РИА Новости/Игорь Зарембо

— Каждый день я ухаживала за ним, по факту выполняла работу медсестер. Я была с ним всегда. Но из-за пандемии я не видела своего ребенка сначала четыре месяца, с мая по август. Я обращалась и к губернатору, и в Минздрав. Я предлагала бесплатно работать в больнице — лишь бы быть рядом со своим ребенком. Но никто не захотел и не смог помочь. С августа по октябрь нас пускали, а потом снова запретили, — сказала она.

Все трудности расставания пережила и жительница Коми Юлия. Она мама ребенка с синдромом Эдвардса.

— По законам генетики моя дочка не может жить, но благодаря любви и поддержке ей уже исполнилось 14 лет. Во время пандемии мы столкнулись с пубертатным периодом. Она не спала несколько суток, у нее изменились зрачки, посинели губы. Ее сразу отвезли в реанимацию, но меня не пустили. Без моего присутствия у ребенка началась истерика, врачи не могли разобраться, как ее успокоить. Я слышала через окно, как мой ребенок кричал, но не могла ничего сделать. Это большая материнская боль, — поделилась с «Известиями» женщина.

Резоны доступа

Фото: ИЗВЕСТИЯ/Зураб Джавахадзе

Девочка провела в реанимации несколько дней летом, однако семья до сих пор восстанавливает ее здоровье после психоэмоционального шока.

Посещение больных в реанимации сегодня

Медицинский персонал, работающий в отделении реанимации, серьёзно обеспокоен вероятностью появления различных осложнений после операции, вызванных инфекцией.

Каждое медицинское учреждение пытается решить вопрос появления и распространения внутрибольничных (назокомиальных) инфекций, прилагая все усилия, чтобы этого избежать. Ответственность за послеоперационные осложнения лежат на работниках этого учреждения.

Для снижения этой вероятности в большинстве больниц введен строгий запрет на посещение родными людей, лежащих в реанимационном отделении для восстановления после серьёзного хирургического вмешательства.

В ряде больниц для детей такой запрет введён даже для посещения пациентов собственными родителями. Это является нарушением права ребёнка на не разлучение с матерью.

Руководствуясь соображениями безопасности больного ребёнка, врачи и медицинский персонал много лет нарушают Конституцию России и целый перечень законов.

Делая это в отношении совершеннолетних больных, они нарушают только первый пункт статьи 6 закона № 323-ФЗ «Об охране здоровья граждан». В ней указаны требования соблюдения норм этики, уважения и гуманности со стороны работников больницы.

В  статье также говорится, что при строительстве медицинского учреждения, помещения в нем должны быть спроектированы так, чтобы соблюсти не только гигиенические нормы, но и обеспечить комфорт больных.

Там также говорится, что «приоритет интересов пациента может быть реализован путем создания условий, которые обеспечивают возможность посещения пациента родственниками и ухода за ним в медучреждении с учетом состояния пациента».

В реальности персонал больниц может не впустить близких в реанимационное отделение даже для того, чтобы проститься с умирающим. Медики ссылаются на статью 27 указанного выше закона, где говорится о необходимости соблюдения правил внутреннего распорядка больницы. Таким образом, разрешение на то, чтобы  пускать или не пускать родных, даёт исключительно администрация больничного учреждения.  В соответствии с этим во многих, однако не во всех реанимационных отделениях вход близких к больным строго-настрого запрещён.

Против сложившейся практики долго не было серьёзных возражений. Это означало то, что тысячи людей не могли воспользоваться своим правом находиться рядом с умирающим человеком.

По мнению одного из экспертов, юриста по медицинским проблемам:

Министерство здравоохранения России подтвердило право близких посещать больных

14 марта в СМИ прошла информация о том, что «запрет на посещение детей являет собой прямое нарушение ФЗ № 323, а запрет на посещение в больнице взрослых — нарушает положения Конституции о свободе перемещения».

В связи с этим и прокуратура РФ, и Росздравнадзор имели возможность призвать к устранению этой нарушающей закон практики, а люди, лично столкнувшиеся с таким запретом, вправе оспорить его в суде.

Но, даже несмотря на эти законы, разрешающие близким быть в реанимации, многие медицинские работники не позволяли этого, называя такие причины: во-первых, по причине опасности появления вирусов; во-вторых, из-за опасений в вероятной ненормальной реакции  близких.

Сложившаяся ситуация стала настолько серьёзной, что в марте этого года на сайте Change. org был начат сбор подписей под обращением к Министерству здравоохранения России.

Результатом этой борьбы стало то, что Министерство здравоохранения признало  право родственников на посещение людей, лежащих в реанимационных отделениях медицинских учреждений.

Олег Салагай, Глава департамента общественного здоровья и коммуникаций Министерства здравоохранения,  заявил:

Если в стационаре лечится ребенок?

С ребенком в любом возрасте в период лечения в больнице может находиться кто-то из родителей или из родных – к примеру, бабушка или тетя. Это распространяется и на реанимацию. Оплачивать свое пребывание вместе с ребенком не требуется.

Когда малыш младше четырех лет, либо если имеются медицинские показания к нахождению с ним матери или отца, больница обязана выделить спальное место и питание взрослому тоже бесплатно. Это не какая-то инновация, просто теперь это правило есть и в реанимации тоже. Многие люди не знают, но они могут использовать такое право на нахождение с ребенком.

Если в стационаре лечится ребенок